Жизнь одного химика. Том 2 - Страница 3

События разыгрывались с невероятной быстротой, и уже на другой день никто не сомневался, что старому строю пришел конец. Описывать весь ход событий я не нахожу нужным, так как это уже сделано многими, а только приведу свои переживания и предчувствия относительно будущего моей родины.

В продолжении трех дней я не выходил за стены Академии, и весь ход событий в городе я узнавал от моих сослуживцев по Химическому Комитету, главным образом от Георгия Георгиевича Кокинаки, который занимал у меня должность юрис-консульта и был из либерально настроенных молодых людей. Он светло смотрел в будущее, и его душа радовалась перемене государственного строя; он старался всеми силами успокоить меня, говоря, что все это движение только на пользу стране, — несмотря на то, что это совершается в такое тяжелое для страны время. Мой помощник по химической лаборатории, ген.-майор проф. Николай Михайлович Витторф имел со мной беседу на другой день после начавшегося восстания. Николай Михайлович с самых ранних лет был приверженцем Плеханова, и мы, его коллеги, знали его образ мыслей по политическим вопросам. Хотя он самым лойяльным образом выполнял свой долг перед родиной и был безукоризненно честным человеком, но в душе был республиканцем и считал, что республика должна быть осуществлена в России. Вот пример, который должен быть поставлен перед большевистским режимом: при царском режиме в Военной Академии генерал в глубине своей души не сочувствует самодержавному строю, но, патриот своей страны, все свои силы отдает на пользу родины. Никто из служащих в Академии не позволил себе сделать донос на этого человека, так как, с одной стороны, считали за позор всяких шпионаж, и, с другой, знали, что Н. М. никогда не позволит нарушить данную им присягу.

Что касается до меня, то я, с самых моих юных лет, по складу своего характера, ненавидевший всякое насилие и издевательство, никогда не был приверженцем самодержавия. Мне всегда представлялось, что конституционная монархия для России являлась бы наилучшим образом правления. На заданный мне вопрос Витторфом, как я смотрю на создавшееся положение и какой образ правления надо установить в настоящее время, я ответил ему, что, пожалуй, при настоящих условиях, для успокоения рабочих и крестьян, единственное, что можно предложить — это об’явить в России республику. Я мотивировал свое решение тем, что последние Романовы дискредитировали себя в глазах народа и что ни один из них не приемлем; что же касается до плана назначения брата царя, Михаила, регентом, — до совершеннолетия неизлечимо больного наследника, — то эта комбинация мне представлялась не очень целесообразной, так как вел. кн. Михаил по своему характеру и подготовке не был в состоянии навести порядок и сам не хотел занять столь высокий пост; с другой стороны, представлялось очень трудным осуществить полное изолирование подрастающего наследника от родителей. Мои размышления целиком совпали с Н. М., но и он, в свою очередь, согласился со мной, что переход к новому образу правления в такой отсталой стране, какой является Россия, где мало образованный народ совершенно не уясняет себе разницу между различными образами правления и не знаком даже с элементарными понятиями о политических свободах, чреват большими трудностями, в особенности во время войны, от которой устал весь народ.

На другой день после нашего разговора, было получено известие, что царь отрекся от престола за себя и за своего сына и предложил своему брату Михаилу стать русским царем. В скором времени было образовано Временное Правительство, в которое вошли, главным образом, кадеты, октябристы и А. Ф. Керенский от социалистов-революционеров. Как известно, еще раньше образования этого правительства создался другой орган, «Совет рабочих и солдатских депутатов». Его появление обусловливалось тем, что импульс революционному движению был дан рабочими и солдатами, которые, конечно, хотели получить больше прав и привилегий для себя. Лидеры социалистических партий, как показывает история революции, хотя и не были организаторами февральского восстания, но после его успешного завершения, стали во главе Исполнительного Комитета Совета. В сущности, образовалось новое правительство Российской Республики, — более авторитетное, чем Временное Правительство во главе с кн. Львовым, Милюковым, Гучковым и др. Российское Государство вступило в эпоху двоевластия, — от которого, конечно, нельзя было ожидать никакого добра, ни для успешного окончания войны, ни для успокоения страны и введения жизни в нормальное русло.

Я, с самого начала революции, несмотря на уверение моих молодых помощников, что все образуется и что порядок в армии и в стране скоро водворится, ни на одну минуту не сомневался, что России придется пережить ужасное лихолетье, и что будут принесены громадные жертвы, — гораздо большие, чем это имело место на войне. Первое, что подтвердило мои опасения, это было приказ № 1, изданный Советом Рабочих и Солдатских Депутатов (автором его был штатский человек, присяжный поверенный Н. Д. Соколов), который отменял отдание чести между чинами армии и предлагал образовать выборные комитеты.

Этот приказ сразу нарушил всякую дисциплину в армии. Я вспоминаю, как 4-го марта, в первый раз после восстания, я пошел пешком в Химический Комитет и по дороге, у Таврического сада, встретил солдата Преображенского полка с каким-то штатским; солдат не только не отдал чести, а самым наглым образом стал издеваться надо мною и говорить своему спутнику непристойные слова. Я не стану спорить, что успехи революционного восстания могут вызвать сильное головокружение с потерей понятия о всяком приличии; но попробуйте поставить себя на место военного человека, прослужившего более 30 лет на военной службе, глубоко убежденного, что без строгой дисциплины не может существовать никакое войско, и тогда вы поймете, какое томящее чувство охватило мое существо. Это чувство родилось не от глупых оскорблений солдата, а от сознания, что наша интеллигенция не с’умела воспитать и подготовить наш народ для понимания государственных задач. Я нисколько не хочу защищать тех, которые, будучи поставлены во главе государственного правления, привели страну к такому развалу. Военачальники, которые в угоду союзников заставляли русский народ нести непосильные жертвы и в ненужных боях отправляли на тот свет десятки тысяч, должны были понести достойную кару. Я отлично понимаю, что эта ненужная бойня возбудила гнев солдат и крестьян, и когда этот гнев достиг высокого напряжения, то он неминуемо должен был разразиться в форме такой бури, равной которой по силе проявления не было во всей истории человечества.