Жизнь одного химика. Том 2 - Страница 5

После образования Временного Правительства жизнь во всех учреждениях тыла стала мало по малу входить в свое русло. Первое задание Особого Совещания по Обороне началось с того, что все члены Совещания приветствовали М. В. Родзянко, который вынес на своих плечах всю тяжесть первых дней революции и способствовал успокоению и образованию Временного Правительства. Председателем Особого Совещания по Обороне был назначен Пальчинский, товарищ военного министра Гучкова. Последний ни разу не был в Совещании, так как был, главным образом, занят урегулированием взаимоотношений офицеров и солдат, а также чисткой командного состава в армии, главным образом, генералов, командующих дивизиями и корпусами. Деятельности Особого Совещания не была очень интенсивна, так как чувствовалось, что едва ли война будет продолжаться долгое время.

После отречения царя и образования Российской Республики в конце первой недели революции, начальник Главного Арт. Управления ген. А. А. Маниковский собрал в Конференц Зале всех чинов Управления, начиная с писарей и подведомственных учреждений, и обратился к присутствовавшим с речью, продолжавшейся около часа. Обладавший способностью красно говорить, Маниковский не отличался твердостью в убеждениях и мог переменять оные довольно легко, в зависимости от обстоятельств, при которых ему приходилось действовать. Не сдерживаемый никакими преградами, в этой речи он выявил всю свою беспринципную натуру в самой неприглядной форме и показал себя настоящим демагогом, забывшим полностью то, что он проповедывал своим подчиненным сослуживцам незадолго до начала революции. Главным мотивом его речи была не столько радость, что царь отказался от престола и в нашем отечестве воцарилась республика, сколько желание в самых резких выражениях и в неприличной форме обрисовать личность царя и его супруги. Эта речь была расчитана на покорение сердец писарей, нижних чинов и прикомандированных к Г. А. У. чиновников военного призыва, мало знакомых с тем военным воспитанием, которое получили кадровые офицеры.

Едва ли нашелся бы среди академиков-артиллеристов кто-нибудь другой, кто получили бы столько царских милостей, как Маниковский. Он был счастливым карьеристом, но его карьера создавалась не введением в нашу артиллерию его изобретений, а уменьем, благодаря хорошо подвязанному языку, втереться в доверие начальства и использовать обстановку в свою пользу.

Отдавая в ноябре 1916 года в приказе по Г. А. У. от имени Государя благодарность чинам Управления, Маниковский не пожалел похвал «обожаемому монарху» и «вождю русской армии» и настаивал на том, чтобы чины удвоили своюэнергию «на пользу Царю и Отечеству». А теперь я слушал из его уст ругательства по отношению к человеку, который дал ему столько почестей и ласки (он мне передавал, что Царь поцеловал его в ноябре, когда он был последний раз в Ставке). Я испытывал такое негодующее чувство и такую тоску, какую можно ощущать только в том случае, когда вы были обмануты дорогим человеком, которому вы всецело верили. В моей голове никак не могло умещаться такое лицемерие, проявленное в такой форме, и такая быстрая перемена своих убеждений. Я вполне бы понял, если бы Маниковский, не касаясь семейной и личной жизни царя, которого он еще недавно предлагал боготворить, сделал бы суровую критику всего нашего государственного строя и засилья при дворе безответственных личностей, не позволяющих правильно развиваться нашей стране, и нарисовал бы возможности быстрого улучшения жизни всех трудящихся; такая его речь вполне отвечала бы существующей обстановке и была бы вполне понятна в устах генерала Его Величества. Как у меня, так и у других присутствовавших, сложилось убеждение, что Маниковский старается делать дальнейшую карьеру в новой обстановке. Я ранее знал, что он постоянно имел мечту сделаться военным министром, и она не оставляла его ни на одну минуту. Когда один раз, в начале осени 1916 года, я ехал в ставку, то он просил меня позондировать почву относительно назначения нового военного министра, ввиду предстоящего ухода ген. Шуваева, позволившего себе сказать в Государственной Думе некоторые фразы, не совсем угодные для высших сфер. Я помню, я дал ему условную телеграмму из Ставки, гласящую, что его опасения относительно предполагаемого кандидата на этот пост не основательны. Однако, и его надежды не оправдались, и после Шуваева был назначен самый бездарный офицер Генерального Штаба, генерал Беляев, товарищ Маниковского по Артиллерийскому Училищу, с которым он был на ты и которого он трактовал, как полуидиота.

Так как А. И. Гучков во время войны, будучи членом Особого Совещания по Обороне и председателем Центрального Военн.-Пром. Комитета, близко познакомился с Маниковским, то он назначил его своим товарищем; ген. Новицкий и инженер Пальчинский были также назначены товарищами военного министра. На этом посту Маниковский закончил свою военную карьеру, будучи арестован на короткое время во время октябрьской революции. На место Маниковского начальником Главного Арт. Упр. был назначен его помощник ген. Лехович.

Не прошло и несколько дней после начала революции, как некоторые члены возбудили вопрос о необходимости ревизии деятельности моего Химического Комитета и его переформирования в зависимости от перемен формы государственного правления. Главным инициатором такой ревизии, по моему убеждению был начальник II отдела комитета, ген. И. А. Крылов, мой товарищ по Артиллерийской Академии, который ранее (одно время) самостоятельно заведывал удушающими газами. Ему было неприятно состоять под моей командой, — хотя при формировании Химического Комитета от меня зависело пригласить его или нет. Я отлично знал его слабые познания по химии, но пригласил его в Комитет, не желая обидеть тех профессоров, которые работали с ним во время войны и привыкли к нему. Я самым корректным образом относился к нему, всегда щадя его самолюбие, но, конечно, для пользы дела никогда не позволял ему увлекаться несбыточными планами и быть одураченным хитрыми спекулянтами, желавшими нажиться во время войны.